Спящий дракон - Страница 138

138

– Он очень старый! – сказала она.– По преданию, носить этот перстень должен мужчина, потому ни я, ни мать моя, ни мать моей матери никогда не надевали его. Но мужчине он хорош! Мать говорила: он избавляет сердце от лжи, а тело – от болезней.

– Что это за металл? – спросил Санти, разглядывая перстень.

– Не знаю. Но он тверже серебра и совсем не потемнел. Хотя кольцу не меньше пятисот лет!

– Такой древний? Благодарю тебя! – Санти не смотрел на перстень, но чувствовал его на пальце.

Глаза Женщины Гнона засияли ярче сапфиров.

– Я рада, Санти! Пусть он поможет тебе! Хочешь еще винограда?

Ронзангтондамени хлопнула в ладоши, появился слуга. Но, прежде чем она отдала ему распоряжение, слуга поклонился и произнес:

– Посланец от Королевы, госпожа!

Ронзангтондамени нахмурилась.

– Что ей надо? – сказала она Санти по-конгайски. И слуге на урнгриа: – Пусть войдет! Но прежде принеси мне еще винограда! – И указала на опустевшую вазу.

Приказание было выполнено в точности. Сначала была принесена ваза с синими тяжелыми гроздьями, а посланец был впущен лишь пять минут спустя.

Он вошел и уставился на Санти. Щедростью Ронзангтондамени юноша больше походил на принца, чем на сына фарангского зодчего. В белой с голубым рубахе из плотного шелка, в свободных панталонах и черных, с бисерной вышивкой сапожках из тонкой кожи, с драгоценным перстнем на пальце, алмазной булавкой, скалывающей ворот рубахи, с волнистыми мягкими волосами, удерживаемыми дорогим обручем с затейливой инкрустацией… Санти не мог отказаться от подарков, потому что его собственная одежда превратилась в лохмотья. Но предпочел бы более скромный наряд: неудобно пользоваться щедростью, ничего не давая взамен. Однако отказываться от подарков Ронзангтондамени было бы жестоко.

Женщина Гнона с неудовольствием поглядела на засмотревшегося посланца.

– Говори, скороход! – резко бросила она.– Или ты уснул?

Посланец моргнул, повернулся к ней:

– Госпожа и Женщина Урнгура, Повелительница Шугра, Ее Величие Королева приглашает тебя, Ронзангтондамени, Женщина Гнона, госпожа и сестра, присутствовать на пиру в честь величайшего над великими, Бога, Владыки и Судии, Могучего, Доброго, Восставшего над богами и светилами, Хаора Всесокрушающего, сегодня, после захода солнца!

Посланец отбарабанил все единым духом и замолк.

– Приду! – Ронзангтондамени вынула из кошелька серебряную монету и бросила скороходу. Тот поймал монету, поклонился и вышел.

– Пир? – спросил Санти.– Это интересно?

– Много еды, немного музыки и совсем мало удовольствия! – ответила Женщина Гнона.– Но Королевский Дворец стоит посмотреть! Если ты хочешь, я возьму тебя с собой.

Ронзангтондамени и хотелось, чтобы юноша сказал «да», и не хотелось этого. Зная Королеву, Приближенных ее, да и прочих Женщин, она справедливо опасалась, что Санти покажется привлекательным не только ей одной. Кроме того, он был чужеземцем, а закон запрещал Женщинам Урнгура приближать к себе чужеземцев. Но ведь покупает же сирхар девушек! Почему тогда ей нельзя? Разве это не одно и то же?

Ронзангтондамени отлично понимала: нет, не одно и то же. Но в конце концов законы даны Хаором. И Хаором назвала Королева великана-пришельца. Хаор он или нет, но он – приятель ее Санти. Пусть-ка Королева распутает этот узелок!

– Да! – сказал Санти.

Он хотел посоветоваться с фьёль, прежде чем ответить, но сознание Этайи было в этот момент далеко от Урнгура.

– Да! – Санти хотелось не столько взглянуть на Дворец Королевы, сколько увидеть друзей.

* * *

Два бронзовых дракона, набив животы рыбой, дремали, разбросав по теплым камням обвисшие крылья. В лучах полуденного солнца их чешуя отливала золотом. Вытянутые головы с загибающимися вперед рогами и мощными челюстями покоились на отполированном водой и ветрами камне. Перламутровые веки закрывали выпуклые глаза, а в приоткрытых пастях, между колоссальными клыками, способными насквозь прокусить взрослого парда, копошились, выискивая остатки пищи, шустрые пятнистые крабики. На крыле одного из драконов, положив руки под голову и прикрыв лицо от солнца краем плаща, спал маг. Устрашающая голова дракона покоилась в локте от мага и длиной превосходила человеческий торс. На мгновение Гестиону стало страшно: шевельнется дракон во сне, щелкнет пастью – и конец! Но то были детские страхи. Мальчик отлично знал: драконы не нападают на людей. Даже во сне. А даже если бы и нападали – нет такого зверя, что осмелился бы причинить вред Учителю!

«Один из этих двух – для меня! – с восторгом вспомнил Гестион.– Завтра я полечу на нем, один! Завтра утром, когда взойдет солнце, я поведу дракона! Интересно, какой из них мой?»

Но оба зверя были совершенно одинаковы. Даже мысли у них были неотличимы.

Волны с ворчанием взбегали на галечный пляж. В четверти мили от берега цепь острых, как клыки, скал перегораживала вход в бухту. Идущие с моря валы разбивались о них, взметывая вверх белые искристые фонтаны. В самой бухте вода была спокойна. Гестион вздохнул. Спина затекла. Солнце жгло непокрытую голову. Очень хотелось встать, сделать десяток шагов и, оттолкнувшись, прыгнуть в прохладную воду.

Но тень от воткнутой в гальку палочки еще не достигла отметки, сделанной магом. По меньшей мере еще полчаса сидеть Гестиону под палящим солнцем и следить за тем, как приходят мысли в его раскаленную голову и уходят из нее.

«Когда мысли уйдут все,– сказал маг,– твой урок выполнен. Если же у тебя не получится, жди, пока тень достигнет отметки».

Вдалеке, у самого горизонта, белел парус попавшего в штиль корабля. Гестион затосковал по прохладной келье, что была у него в Руне.

138