Спящий дракон - Страница 32

Эрд остановился и повернулся к преследователю: ничто так не привлекательно для всадника, как затылок убегающего врага. То, что светлорожденный не попытался укрыться между деревьями, настолько удивило сотника, что он придержал животное и потерял единственное преимущество – скорость. Попытайся он грудью парда сбить Эрда, тот вынужден был бы отскочить в сторону и мог угодить под удар меча. А теперь…

Светлорожденный шагнул вперед и издал крик, которому его выучил Биорк: тонкий ужасающий вой, от которого любой пард теряет самообладание.

Животное сотника было отлично вышколено. Пард не встал на дыбы, не бросился прочь, а лишь зарычал и попятился, понукаемый всадником, но не в силах совладать с собственным ужасом. Эрд бросился к нему. Сотник взмахнул мечом, и белый клинок встретился с дымчатым конгским лезвием. Одновременно с этим тонкий кинжал Эрда, проткнув бедро сотника, разрезал артерию. В пылу схватки конгай даже не заметил раны. Он рубанул Эрда еще раз, промахнулся, завертелся вокруг на рычащем парде, пытавшемся было схватить Эрда, но оставившего эти попытки после удара по носу. Эрд уворачивался от меча сотника и выжидал. Он видел, что пятнистая шерсть на боку и светлый мех на брюхе парда уже пропитались кровью наездника. Эрд не слишком торопился, однако и особенно медлить не стоило: несколько спешившихся солдат выбрались из оврага и бежали к нему. Эрду нужен был пард. И он получил его!

Сотник покачнулся в седле, его рука повисла, меч выпал из нее. Светлорожденный схватил конгая за поясной ремень, одновременно двинув кулаком по морде зверя, снова попытавшегося укусить. Сотник вывалился из седла. Прежде чем испуганный пард успел отпрянуть, Эрд взлетел на его спину. Взмах – поясной ремень лопнул, и сотник тяжело упал на траву. Эрд сжал колени, и пард быстрей стрелы помчался вперед. Раненый командир – вот все, что досталось подбежавшим солдатам. Десятник злобно выругался: пард сотника был одним из лучших в Фаранге. Попробуй-ка догони его!

* * *

– Это ты, Хуран?

– Я, господин.

– Что девушка?

– В грезах, господин. Твои люди перестарались, и она вдохнула слишком много.

– Брюхо Равахша! Когда, ты говоришь, Имх сможет заняться ею?

– Я этого не говорил, господин, но думаю, за час-другой до захода она перестанет путать сон с реальностью. Но еще долго не будет чувствовать боли.

– Я недоволен, Хуран!

– Твой слуга сожалеет об этом. Но позволь напомнить: не мне ты доверил эту службу.

– Мой воин – опытный человек. И он нужен мне: не сей между нами вражды!

– Я – твой слуга, господин! Но позволь мне напомнить также, что есть еще один воин, которому может не понравиться, если с девушкой обойдутся неаккуратно.

– Я еще не потерял памяти, Хуран. Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы возможные ошибки наших храбрых и, без сомнения, верных Великому Ангану друзей не огорчили слуха никого из Исполняющих Волю?

– Господин может быть уверенным. Значит ли это, что я могу передавать свои пожелания другу господина как пожелания самого господина?

– Хм… Пока нет. Но если ты будешь предан мне, Хуран, ты не будешь обойден.

– Господин более добр ко мне, чем я сам.

– Да, это так. Полагаюсь на тебя, Хуран. Ступай.

* * *

Этайа коснулась струн, и инструмент отозвался ласковым переливом.

«Почему ты никогда не поешь, светлейшая?» – вспомнила она вопрос, задаваемый многими.

«Разве моя игра несовершенна? – спрашивала она тогда.– Разве ее недостаточно для гармонии? Пение не сделает ее лучше».

«Пение сделает ее другой, не менее прекрасной»,– говорили наиболее искушенные в убеждении.

«Да, другой,– соглашалась Этайа.– А мне дорого то, что есть».

Это было неправдой. Вернее, той правдой, что скрывает истину. Но что еще она могла сказать? Будь Эрд сейчас рядом с ней, он знал бы, почему она не поет. Но Эрд был далеко. И Нил, который знал о ней больше, чем светлорожденный, тоже был далеко. И Биорк. Если не считать слуг, один лишь старик купец из Атура жил сейчас в гостинице. Хотя нет, и купца не было тоже…

Но – они уже идут. Этайа еще раз тронула струны. Шаги слышались в коридоре: даже мягкие маты не в состоянии заглушить топот солдатских сандалий. Вот они сопят у двери. Сейчас один из них ударит в гонг. Или просто распахнет непрочную дверь. Этайа взяла следующий аккорд и запела…

* * *

Покрытый пылью и пеной, падающей из пасти, обагренный кровью пард вылетел на отрезок дороги, ведущий к заставе. Стражники прервали игру, вскочили, увидели желтый флажок гонца, все еще привязанный к голове парда, и поспешно бросились отодвигать решетку. Когда один из них признал Эрда, было уже поздно. Пард вихрем промчался мимо. Воины растерянно смотрели, как садится облако пыли, поднятое всадником.

Старший опомнился первым. Выкрикивая проклятия, он устремился к высокому дереву. По деревянной лестнице конгай вскарабкался на верхушку, где было установлено сигнальное зеркало. Серия тревожных вспышек полетела в сторону Фаранга.

Всадник на хрипящем парде мчался по улицам Фаранга едва ли не быстрей, чем посланные зеркалом отблески солнечного света. Сопровождаемый криками шарахающихся фарангцев, нещадно понукая зверя, всадник проскакал в сторону Гавани.

IX

«Фарангскую гавань не без оснований считают северными воротами Конга. Но открытые для торговых судов, ворота эти надежно замкнуты от недоброжелателей – заперты расположенными у входа в залив фортами. А если пиратам моря Зур или иным завоевателям удастся все же проникнуть в залив, их ждет малоприятная встреча с северной эскадрой Конга. Именно Фарангская гавань оказалась тем камнем, о который споткнулись воины нашего императора Ферроса, когда, после окончания Времени Смут, сей достойный правитель пожелал восстановить в Конге справедливую власть».