– Нет, командир! – весело отозвался десятник.
– Позвеним?
– Не стоит, командир.– Шуорд многозначительно посмотрел на бредущих в сторону Дворца трех воинов.
Сихон тоже посмотрел на них и погладил рукоять меча.
– Пожалуй, ты прав! – сказал он.– А вечерком, без лишних глаз?
– Всегда рад, командир! Люблю сражаться! Все равно с кем: хоть с этим сосунком.– Он кивнул в сторону Санти.
Юноша покраснел. Мечи в руках Шуорда без устали выписывали замысловатые кривые.
– Но с сильными – люблю больше. Например, с тобой, командир.
– Ты льстишь, Шуорд! – сказал Сихон.– Я слишком много командую. Слишком мало служу стали.
– Старое дерево крепче! – засмеялся десятник.
Санти пригляделся к нему и понял, что ошибся, решив, что Шуорд молод. Сухощавое телосложение обмануло юношу.
Сихон пошел дальше, на другой конец поля, а длиннорукий десятник продолжал размахивать мечами. Он вертелся, прыгал, кувыркался через голову, падал, вставал. И все это время клинки в его руках сверкали, как спинка медовницы на солнце.
Санти решился. Он перемахнул через перильца, окружавшие поле, и окликнул десятника:
– Шуорд!
Воин мгновенно остановился. Мечи замерли в воздухе: левый – в прямой руке, острием вперед, правый – за спиной. Шуорд походил на статуэтку.
– Что, малышок?
– Ты сказал: готов сражаться даже со мной. Давай! – твердо выговорил юноша, хотя желудок его провалился на самое донышко туловища.
– Хой! – Шуорд хлопнул себя саблей по плоскому животу.– Отлично, малышок! Лови!
И бросил клинок острием вперед. Санти еле успел увернуться. Меч воткнулся оголовьем в песок в трех шагах от юноши.
– Боишься железа, малышок? – крикнул Шуорд.
Санти молча поднял саблю из песка. У нее была удобная костяная рукоять и расширяющийся к острию клинок из сероватой, с паутинным узором, стали. Санти взмахнул оружием… И едва не выронил его. Казавшаяся с виду такой легкой, сабля была весьма увесистой. Санти еще несколько раз взмахнул ею, уже осторожнее. Он старался подражать движениям воинов, но у него получалось не слишком ловко.
– В стойку, в стойку, малышок! – Шуорд танцующей походкой двигался к нему. Санти сделал шаг навстречу и рубанул воздух.
Шуорд едва коснулся клинка клинком – и сабля вырвалась из руки Санти. Юноша отпрянул, поднял оружие. И снова воин вышиб у него саблю. Раз за разом Шуорд повторял одно и то же движение, и каждый раз Санти оказывался обезоружен.
– Кланяйся, малышок! Кланяйся! – смеялся Шуорд.
Вокруг опять собрались солдаты. Все что угодно, только бы не оплывать потом под жгучим солнцем.
Каждое падение сабли сопровождалось унизительными комментариями. Санти терпел. Ладонь его горела, пот тек ручьем, но он чувствовал, что вот-вот распознает прием, которым пользовался десятник. И распознал! В следующей атаке чуть повернул лезвие, и клинок Шуорда не зацепил его клинка. А Санти уколол десятника в грудь. То есть хотел уколоть, потому что Шуорд снова выбил саблю из его руки. Но зато на этот раз ничего не сказал. Санти вспомнил, как он описывал клинком восходящий полукруг, и попытался повторить движение. Шуорд отбил удар еле заметным взмахом. На этот раз сабля осталась в руке Санти. Зато на животе его появилась кровоточащая царапина.
– Знак доблести! – рассмеялся Шуорд.– Теперь каждый твой удар будет отмечаться так.
Санти рассердился. Больше того, он перестал бояться стали, перестал бояться десятника.
«В конце концов, он слишком хороший воин, чтобы меня убить!» – подумал юноша. И прыгнул вперед…
Очнулся юноша лежащим на мокром песке, лицом к белесому небу. Он был весь мокрый: кто-то облил его водой. Громоподобный хохот зрителей сотрясал воздух. Голова гудела. Санти потрогал рукой макушку и обнаружил там быстро растущую шишку. Собрав все силы, юноша встал, но, чтобы не упасть снова, ему пришлось опереться на саблю. Новый взрыв хохота потряс воздух.
Шуорд исподлобья поглядел на окруживших их солдат. Глаза десятника наливались кровью. Он и Санти были окружены гыгыкающими, хлопающими себя и соседей здоровенными парнями, которым сам Равахш за приятеля. Низкорослый десятник переводил взгляд с одной гогочущей ряшки на другую, и Санти увидел, как набухают жилы на его коричневой шее.
– Ублюдки! – вдруг заревел Шуорд. Да так, что Санти вздрогнул: не ожидал, что у десятника такой мощный голос.– Паскудные выблядки хуридских шлюх! Ну, что стонете, как беременные жабы? (Тут он был неправ: солдаты перестали ржать и даже подались немного назад.) Ну, кто из вас молодец? Ну, выйди! Если я не вышибу тебе меч первым ударом, можешь отрезать мне яйцо! А вышибу – отрежу оба! Ну, выйди, кто не трусит? Ну, что ж вы не гогочете, помет облысевшей овцы!
Он упирался взглядом то в одного, то в другого, но воины прятали глаза, смущенно переминались с ноги на ногу. Да, они были бойцы. Да, они не знали страха. Но, великий Тур, они знали Шуорда! Тихо-тихо разбрелись они, кто куда, и Санти с десятником остались вдвоем. В глазах у юноши уже не двоилось. Шишка на голове болела, но не больше, чем кисть правой руки. Он был готов продолжать, но Шуорду надоело возиться с ним. Он взмахнул оружием – и сабля Санти взлетела в воздух. Шуорд поймал ее левой рукой, прямо за клинок, перехватил.
– Все, малышок! – сказал он.– Иди поиграй.
– Можно мне еще как-нибудь…– нерешительно попросил Санти.
– Поглядим.
– А можно я немного посмотрю?..
Воин пожал плечами:
– Смотри. Ты человек… вольный! – и ухмыльнулся.
Санти перелез через оградку и уселся в тени. Послюнив палец, он стер кровь с живота.