Спящий дракон - Страница 80

– Твоя работа? – сурово спросил Сихон великана, утирающего подбородок краем куртки.

– Моя,– признался Нил.– Не ругайся, командир. Мозгляк сам налетел на меня. Если б я его не вздул, он, пожалуй, попортил бы мою шкуру, хоть она у меня и крепкая!

Тут все воины разом закричали, и Сихону с трудом удалось их унять.

– С тобой все в порядке, парень! – успокоил он Нила, оценив ситуацию.– Я не сержусь! (Еще как не сержусь, парень! Ты лихо стряхнул с него спесь!)

– Ну, так я… пошел? – спросил Нил, поглядывая на девушек.

Сихон кивнул.

– Эй, ты и ты! Несите его к лекарю! Да поаккуратней! – добавил Начальник Стражи, заметив, как грубо схватили воины бедного Шуорда.

Но лекарь уже пришел сам. Большой, толстый, с писклявым голосом и жирными щеками. Мягкими умелыми ладонями он ощупал десятника и похлопал его по исцарапанной щеке, вытащив предварительно из нее иглы.

– Мог бы и сам прийти! – сказал ему лекарь.– Косточки целы.– И Сихону: – Пусть поваляется денек в тени, а потом – за работу! Знаю вас, медномудых (это – солдатам). Как в седло – так задница болит. А как девок щупать…

– Завидуешь, слизень? – прошипел, морщась от боли, Шуорд.

Лекарь взял его за подбородок.

– Утром,– сказал он своим тонким противным голоском,– ты, ублюдок, придешь ко мне. Припарки сделаю.

Нил посадил на шею одну из девушек, подхватил двух других под мышки и трусцой покинул поляну. Девушки радостно повизгивали. Воины с уважением поглядели вслед.

– Крутой парнишка! – сказал рослый рыжий солдат с поломанным носом.

– Ты тоже красивый! – прижалась к воину его подружка.

Она не преувеличивала, если за эталон брала Нила.

Воины разбредались по роще. Кто – с подружкой. Кто – с дружком. Кто – просто поспать на теплой, мягкой от опавших листьев земле.

Владение погружалось в сон. Но хозяйка его не спала. С масляной лампой в одной руке и небольшим ящичком – в другой тихо поднималась Нассини по спиральной лестнице.

Вот она достигла верхней площадки и бесшумно приподняла входной люк…

Снаружи желтая луна уже почти обежала небо. Иглы созвездий горели в глубокой небесной черноте, как загадочные письмена. Но с запада навстречу им уже двигалась тьма. Тучи, пожиратели звезд, наплывали на высокое небо Конга.

«Должно быть, пойдет дождь!» – подумал Сихон, плотнее заворачиваясь в плащ. Листья шуршали над ним вечную колыбельную песню.

* * *

Синеватый серебряный свет падал на неподвижное лицо Этайи, пульсировал, оживал в нем, как оживает луч в драгоценном камне, гладил смеженные перламутровые веки, шевелил пушистые волосы, смешивался с бледным сиянием, исходящим от дивного тела фьёль, плавал и волновался над ней, будто был он дымом, а не лунным светом.

Чудесны грезы фьёль. Не сон – танец напоминают они. Удивительный и прекрасный полет живого в мертвом лунном сиянии над спящим грузным, усталым телом Тверди.

Воздуху и свету принадлежат фьёль. Так говорят они сами: воздуху и свету. Но боль земли – их боль. Вот странность для существ, безразличных к любой боли, своей ли, человеческой ли,– если то не боль души.

Ласкает серебряный свет луны спящее тело Этайи. Нежит его в подобной не раскрывшемуся цветку, потерявшейся между кровлями Дворца башенке. А бесплотная и невесомая душа ее кружит над поющими вершинами Золотого леса.

Не смешивается голос фьёль с чистыми голосами. Одинока душа Этайи. Одинока стеной Отражающего Заклятья, что одно лишь дает ей силу странствовать вдали от родины. Но сама земля фьёльнов открыта для Этайи. Она слышит медленные вздохи Заповедных гор. Ловит их мощное движение: можно его удержать ненадолго, как умеют маги. Удержать – не остановить. Как можно удержать Время, которое сами боги людей не властны повернуть к истоку.

Этайа слышит небо. Слышит она и тех, кого люди зовут богами. Слышит и Того, Кто выше богов. Так мы, люди, слышим дыхание ветра: не видя, не понимая слов его песни… Обычно не понимая…

А для фьёль горы едины. Молодыми и старыми видит она их. В тверди, в камне прошлое и будущее живут рядом, как в образах полированной яшмы. Вот огненная река меж утесов. И крылатые чудесные существа над ней. А разрежь правее – только источник маленький между розовых теснин. И крылатых еще нет – лишь загадочные точки. Возьми левее – иссохла река. А крылатых поглотил Паук, черный, страшный. Все это вместе, в одном камне, что умещается на ладони ребенка. И в каждой картине – век. И век веков – на одной ширине пальца. Каменная река. Так фьёлны видят Будущее. И Прошлое видят они так. Каменная река.

Но сами они – всегда в Настоящем. И потому так жестока печаль Этайи. Потому сродни лунному свету Моны песня ее над Золотым лесом.

Слышит ее Лес – не поможет. Такова воля самой Этайи. Такова воля народа Фьёльн. Недолго осталось.

Над моей постелью ветер
Насвистит напев негромкий,
Засвистит напев истомный,
Тонкотканый, колыбельный…
Над моей постелью, светел,
Звездный Кормчий правит. Ровно
Гнутся весла… «Беспредельна…» —
Шепчет голос. Звезды тонут.
Ветер-сон качает кровлю,
Кровлю неба над постелью.
Отплываем…

XI

«История эта волею богов началась с великого кощунства: украдена была пророчица Повелителя Судеб. Прямо со ступеней храма была украдена та, прикосновение к коей сулит великие бедствия. А сотворили злое дело три брата, три воина, что родились в строгих лесах северного Хольда. Дело нехитрое – трем мужчинам, каждый из которых повыше четырех локтей ростом,– украсть маленькую женщину. Трудно уберечь украденное. К чести братьев сказать: не для блудной потехи украли они священную женщину. Некто высший обременил их невеликий ум мыслью столь же пустой, сколь и чудовищной: как прославится селение их родное, ежели заимеет собственную пророчицу от самого всевластного Повелителя Судеб! Ого!